Cyland Foundation Inc.
cordially invites you
to attend the opening reception
for the exhibition of works by
Petr Belyi
at Frants Gallery Space (NY)
A DOOMED FOREST
at Frants Gallery Space (New York )
7:00 -10:00 PM
Opening: Friday, December 10 – 2010
RSVP 212 343 0104
or send email to rsvp@frantsgallery.com
Probing the nature of loss is central to many of Peter Belyi’s works.
We see before us objects that have been taken out of their natural order with the help of effective manipulation – a cold, artificial light. Time has left its mark upon them, such that their connection to the natural order, to the natural way of things, is evident.
They seem to bring into focus the confrontation between natural and artificial, and yet it is rather that they construct this difference themselves just as any boundary, through the demarcation of difference, creates confrontation. Thus the object becomes a boundary.
Peter Belyi speaks of Russian 19th-century landscape painting, in which the forest was elevated to the status of a national symbol; he speaks of the material world and of cultural dynamics. His objects present us with the compositional features of landscapes – a dark stripe against a light background, the boundary between land and forest, between forest and sky. A fragment of an old saw creates a tactile, convincing image of a forest. Yet that image is created using the very instrument intended for the destruction of the forest – such inversion is characteristic of Peter Belyi’s poetics.
In his installations, Peter Belyi makes use of very old things. When an object’s practical purpose has evaporated, it starts to accumulate an elusive cultural substance, a substance that is undoubtedly – but not solely – linked to time. Roland Barthes saw time as creating what he called the ‘punctum’ of an image, an idea which seems to be confirmed by old photographs and indeed all old objects.
In this project we see the collection of dents, holes, crevasses and cracks as the work of time and we see the work of time in the departure from an earlier known order. We could be said to be looking at a collection of negative artifacts.
Peter thus comments on the rapid circulation or revolution of purpose, on how technological pragmatics displace the pragmatics found on the material’s human element.
The economics of the cultural archive are based on a similar kind of circulation or revolution – on the renewal of the idea of novelty and the inclusion in the cultural archive of objects capable of representing reality, or rather, of representing its frailty.
Peter Belyi’s project gives form to the ‘boundary’ as the existential condition not of man, but of objects.
The boundary of interest to the artist is the condition of objects that are doomed and on the verge of extinction – the inevitable and terrible price of reality. The subdued tragedy of his mode of expression points towards the fundamental characteristic of reality, its frailty – and at the same time constructs a paradox. The paradox lies in that this very gesticulation of the frailty which has attracted the artist’s attention, tears the object from the sphere of loss and death and transports it into the sphere of art and thus brings it into the sphere of the eternal.
In this way a project about doomed objects crosses yet another boundary – between the space of art and the cultural archive on the one hand, and the profane space of reality on the other.
Alexander Evangeli
Лес обреченный
Прикосновение к порядку утрат — одна из устойчивых тем Петра Белого.
Перед нами предметы, изъятые из природного строя с помощью эффектной манипуляции — холодного техногенного света. Они отмечены временем, поэтому их причастность к природному порядку, к естественному ходу вещей для нас несомненна. Кажется, что они фокусируют противостояние естественного и искусственного, но они, скорее, конструируют само это различие, — точно так же, как любая граница, создавая представление о различии, порождает противостояние. Так предмет становится границей.
Петр Белый говорит о русской пейзажной живописи XIX века, в которой лес возвышался до национального символа, о предметном мире и культурной динамике. Мы видим композиционные признаки пейзажа в его объектах — темную полосу на светлом фоне, границу земли и леса, леса и неба. Фрагмент старой пилы создает пластически убедительный образ леса. Но этот образ создается с помощью инструмента, предназначенного для уничтожения леса, — и такая инверсия характерна для поэтики Петра Белого.
Петр Белый использует в своих инсталляциях очень старые вещи. Когда из вещей испаряется прагматика, в них начинает накапливаться неуловимая культурная субстанция. Она несомненна связана со временем, хотя и не исчерпывается им. Ролан Барт считал работу времени пунктумом образа, и старая фотография, любая старая вещь убеждает нас в этом.
В этом проекте мы видим коллекцию выбоин, дыр, провалов, поломок как работу времени, и мы видим работу времени через отклонения от некоего заранее известного порядка,— мы, можно сказать, наблюдаем набор отрицательных артефактов.
Петр говорит о стремительной циркуляции пользы, о том, что технологическая прагматика вытесняет прагматику, основанную на гуманизме материала.
Экономика культурного архива основа на сходного рода циркуляции — на обновлении идеи новизны и включении в культурный архив объектов, способных репрезентировать реальность, точнее — ее бренность.
Проект Петра Белого тематизирует границу как экзистенциальное состояние, но не человека, а вещи.
Граница, которая интересует художника — это состояние вещи обреченной и готовой исчезнуть, страдательный залог действительности. Трагический, хотя и в стертой форме, режим высказывания указывает на фундаментальное свойство действительности, а именно, на ее бренность, — и в то же время конструирует парадокс. Парадокс заключается в том, что именно жестикуляция бренности, привлекшая внимание художника, и вырывает вещь из порядка утраты и смерти и переносит в пространство искусства, то есть приобщает к порядку вечности.
Проект о вещи обреченной, таким образом, проводит еще одну границу — между пространством искусства и культурного архива с одной стороны — и профанным пространством действительности с другой.
Александр Евангели